Нина Мечковская - Социальная лингвистика [таблицы в рисунках]

К языкам аналитического строя относятся все романские языки, болгарский, английский, датский, новогреческий, новоперсидский и многие другие. Аналитические способы в этих языках преобладают, однако в той или иной мере используются и синтетические грамматические средства. Языки, в которых почти отсутствуют возможности синтетического выражения грамматических значений (как в китайском, вьетнамском), в XIX в. называли аморфными (бесформенными), т. е. как бы лишенными формы.

Есть языки, в которых корень слова, напротив, оказывается настолько "переобремененным" разными служебными и зависимыми корневыми морфемами, что такое слово превращается по смыслу в предложение, но при этом остается оформленным как слово. Такое устройство "слова-предложения" называют инкорпорацией (лат. incorporatio — включение в свой состав, от лат. in — в и corpus — тело, единое целое), а соответствующие языки — инкорпорирующее, или полисинтетические (некоторые индейские языки, чукотский, корякский и др.).

В типологии языков различают два основных типа морфемного устройства слова: фузию (от лат. fusio — сплавление) и агглютинацию (лат. agglutinatio — приклеивание, склеивание). В фузионном слове границы между морфемами неотчетливы, они как бы сплавились: иногда они проходят внутри звука (например, в слове стричь в звуке [ч] слились последний звук корня стригу и первый согласный инфинитивного показателя — ти), иногда некоторые части морфем вообще не просматриваются (принять, взять). Для фузионного слова характерно то, что служебные морфемы одновременно выражают несколько грамматических значений (например, в слове стена флексия — а имеет три значения: женский род, именительный падеж, единственное число). Среди фузионных языков есть как синтетические (древнегреческий, латынь, славянские, немецкий), так и аналитические (английский, французский и др.).

В агглютинативном слове границы между морфемами вполне отчетливы, при этом каждая служебная морфема имеет только одно грамматическое значение и каждое значение выражается всегда одной морфемой. Структура агглютинативного слова представляется прозрачной и достаточно рациональной, не случайно в эсперанто слова устроены именно агглютинативно (см. с. 113–115). Агглютинативных языков на Земле много: это все языки тюркской семьи, некоторые финно-угорские, грузинский, японский, корейский, суахили и др.

Таковы основные понятия морфологической типологии, языков. Подробно см.: Реформатский 1967, 263–317, 450–464; Маслов 1987, 230–237.

Теперь вернемся к опытам исторической и оценочной интерпретации типов грамматического устройства языков.

Компаративисты старшего поколения видели в морфологических типах языков ступени единого процесса языкового развития.

Наиболее древним они считали аморфный строй языков, где фраза состояла из односложных слов-корней, лишенных всяких служебных морфем, как бы не оформленных. Затем агглютинация и последовавшие фузионные процессы привели к появлению флексии, звуковых чередований, Флективная морфология, следовательно, здесь рассматривалась как высший этап грамматического развития, а утрата флексии — как упадок языка.

Романтическая идеализация далеких времен и увлечение биологическими аналогиями между языком и живым организмом привели А. Шлейхера к мысли о деградации языка. Вместе с флексией, писал он, языки утрачивают богатство форм и способность к развитию; "историческое время" (т. е. после начала письма) — это период распада языка, "история — враг языка".

В. Гумбольдт, веря в преимущества флективного строя, не сводил, однако, достоинства языка к достоинствам грамматики. В истории языков он видел процесс непрерывного совершенствования языка как "органа внутреннего бытия" народа. Прогресс в языке, таким образом, Гумбольдт связывает с поступательным движением общества, с духовным совершенствованием народа.

Младограмматики (последняя треть XIX в.) отказались от многих идей ранней компаративистики: от теории единого глоттогонического процесса и исключительности флексии, от романтического противопоставления доисторического расцвета языков и их последующей деградации. Вместе с тем позитивисты-младограмматики отказались и от попыток оценивать историю языков, видеть в ней прогресс или регресс.

XX век в основном сохраняет осторожность в оценках и общих построениях. Одной из "неосторожных", не доказанных и в целом не принятых глобальных гипотез было учение Н.Я. Марра о едином глоттогоническом процессе. По Марру, языки в своем развитии проходят следующие стадии: 1) аморфную, 2) аморфно-синтетическую, 3) агглютинативную, 4) флективную. Стадии соответствуют определенным общественно-экономическим формациям. Подобно революционной смене одного типа общества другим, учил Марр, переход из одной стадии в другую происходит скачкообразно, как коренная качественная ломка языка. (О Марре и его "новом учении о языке", ставшем официальной "марксистской" концепцией советского языкознания до 1950 г., см. Алпатов 1991.)

В работах И.И. Мещанинова 30–40-х гг., создававшихся в русле марровской стадиальной типологии, складывалась теория единого синтаксического развития языков мира: от древнейшего синкретизма слова и предложения через инкорпорацию к посессивному, эргативному и, наконец, номинативному строю предложения.

Однако позже И.И. Мещанинов отказался от трактовки синтаксических типов языков в качестве стадий языкового развития.

Становится все более очевидным, что прогресс в языке, его совершенствование нельзя связывать с тем или иным типом грамматического устройства. Воздерживаются от оценочных суждений крупнейшие типологи мира Э. Сепир, Ж. Вандриес. Не принята теория О. Есперсена, который считал развитие аналитизма прогрессом в языке. Скорее скептичным было отношение к гипотезе "спиралеобразного" развития языков X. Габеленца.

В. Скаличка, в 30-х гг. изучавший возможность связи определенного типа языка с ускоренным культурным развитием, впоследствии отказался от этих попыток. Вместе с тем В. Скаличка писал: "Мы не утверждаем, что подобных связей вообще не существует, а констатируем только, что они пока неизвестны" (Новое в лингвистике 1963, 25).

Итак, в истории языков не удается обнаружить единого направления грамматического развития и, таким образом, представить историю языков как движение к определенному типу грамматического устройства. Констатируя, например, усиление аналитических тенденций в современных славянских языках, следует помнить, что в целом аналитические способы древнее флексии, что в истории языков известна не только смена синтетического строя аналитическим, но и обратное движение (например, в китайском, тибетском языках). Нет оснований также считать универсальной тенденцию к агглютинативному сцеплению морфем. Если сомнительно существование единых путей грамматического развития, то еще меньше оснований связывать изменения в типологических чертах языка с его прогрессом или регрессом. Все это именно изменения, а не совершенствование языка.

Тем не менее прогресс в развитии языка существует, однако он не связан со сдвигами в "технике" языка, т. е. в его грамматике и в звуковом строе.

Совершенствование языка заключается в развитии возможностей выразить новое содержание. Эти возможности определяются, во-первых, богатством словаря, во-вторых, стилистической специализацией языковых средств и видов речи, в-третьих, семантической дифференциацией синонимов.

Не случайно совершенствование языка связано в первую очередь с развитием лексики и стилистики. Лексика в сравнении с фонологией и грамматикой и стилистическая система в сравнении со структурой языка — это внешние, поверхностные области в языке. Поэтому словарь и стилистика наиболее прямо связаны с внеязыковой реальностью, с историей и культурой народа. Отзываясь на изменения во внешних условиях существования языка, они интенсивно и сравнительно быстро меняются и при этом приводят к изменениям в более глубоких, внутренних системах, в том числе к изменениям в языковой "технике" — в типологических чертах языкового строя.

Подобно тому как на современной Земле род Homo представлен единственно видом Homo sapiens, так и все языки находятся на одной ступени эволюции коммуникативных систем человечества. Не существует языков, которые сохранили бы черты предшествующего этапа эволюции, например языка питекантропов или неандертальцев. В устройстве разных языков нет ничего такого, что обрекало бы их на застой или замедленное развитие, как нет и "оптимальных" грамматических типов, которые предопределяли бы преимущества и совершенства соответствующих языков. Все языки обладают равными возможностями выполнять коммуникативные функции, развиваться и совершенствоваться. Однако эти принципиально равные возможности всестороннего развития, в силу социальных причин, оказываются в разной степени реализованными.